За свою жизнь я снялся в более чем ста фильмах, но «Любовь» - это первая картина,
в которой я счастлив видеть себя (с) Ж.-Л. Трентеньян
Содержательной стороной
«Любовь» резко выбивается из фильмографии австрийца Михаэля Ханеке. До сего момента практически в каждой своей работе режиссер поднимал вопрос о природе человеческой жестокости, показывая насилие в разных его проявлениях и затрагивая психологическую сторону этого дела (
«Забавные игры»,
«Белая лента»,
«Видео Денни» и др. ).
В новой кинокартине он раскрывает тему любви, и делает это с довольно нестандартного ракурса: через старость и испытания. Правда, если присмотреться, некоторая жестокость в фильме присутствует, но только не человеческая, а природно-организменная: опоптоз клеток необратим; старение и немощь не минуют, если твоему хронологическому возрасту посчастливилось перевались за шестой десяток. Глаза перестают видеть, уши — слышать, суставы гнутся с трудом и т.д. Приятного мало, но человек ко всему привыкает и, несмотря ни на что, жизнь продолжается.
И это вовсе не та сторона медали, на которой автор акцентирует внимание , в противном случае фильм, вероятно, назывался бы «Старость», а не «Любовь».
Про любовь здесь не говорят, всё подается тоньше: она чувствуется в каждом поступке героев, эмоции и переживания которых, красочно передает блестящая игра актерского тандема – 80-тилетний Жан-Луи Трентиньян и 85-ти летняя Эммануэль Рива.
Жорж и Анна – в прошлом преподаватели консерватории, — прожили вместе счастливую жизнь, вырастили дочь. Имеют обеспеченную старость и общие интересы к литературе, музыке, искусству. Однажды у Анны случается инсульт, а неудачная операция приводит к параличу тела. Жорж обещает супруге, что она не окажется в больнице или доме престарелых, и берет на себя все тяготы ухода за ней.
Тяжко видеть, как главная героиня из крепкой пожилой леди постепенно превращается в немощного человека, не способного передвигаться и разговаривать, как мучается муж, видя свою жену беспомощной, и еще от того, что не может ей ничем помочь, кроме как быть рядом и заботиться. А это ведь это европейская чета интеллигентов, которые могут позволить себе сиделку раз в 2 дня, установку ортопедического матраса с подъемником, принос продуктов на дом и прочие удобства. У меня же перед глазами постоянно возникала проекция показанной ситуации на российскую обыденность с ее крошечной пенсией и всеми вытекающими отсюда ужасами. Правда, у нас считается, что долг детей – заботиться о пожилых родителях. И счастье, если так происходит на самом деле, если детям хватает терпения и любви для этого, если пожилые люди не брошены в свои последние дни. У нас такое кино мог бы снять Звягинцев, лет эдак через 30. Ибо до этой темы надо «дорасти», как 70-ти летний Ханеке.
Смотреть на такое в кинотеатре было необычно. Особенно нам, привыкшим к зрелищно-попкорновым фильмам со всеми прелестями Dolby Digital. А это кино интимно. Будто невольно подсматриваешь за чужой жизнью. В зале было очень тихо. Лишь парочка тинейджеров извертелась на своих местах, видимо, по названию ожидая увидеть молодежный ромком. Жестокий Михаэль их разочаровал (сардонический смех). Впрочем, вскоре и они утихли.
Для полноты погружения в атмосферу фильма, смотреть его рекомендую в тишине и одиночестве.
В «Любви» Ханеке не изобретает велосипед, а простым примером показывает, что такое сила духа и любовь, та самая, которая
«долготерпит, милосердствует..» и, подпитываясь доверием, пониманием и преданностью, выдерживает испытание тяжелой реальностью, и утверждает жизнь, даже находясь на пороге смерти. Эта жизнеутверждающая нить настолько ощутима, что последние душераздирающие действия Жоржа гармонично вплетаются в канву фильма, и мысли, что им двигало не сострадание, а что-то другое, не возникает. Напоследок, как вуаль, падающая на всю историю, – иррациональная сцена ухода главного героя. И уже потом, как постскриптум: в опустевшую квартиру входит дочь, окидывает увядшим взглядом знакомые, еще недавно хранившие в себе тепло родительского очага стены, садится в кресло.
Титры. Браво! Золотая пальмовая ветвь, etc.
У Ханеке получилось взять высокую планку и превзойти самого себя — снять потрясающий фильм об обыденном, и сделать это мастерски — просто и беспристрастно рассказать самую обыкновенную историю, не впадая в сентиментальность и не пытаясь выжать слезу у зрителя.
На финальных титрах в зале стояла оглушающая тишина, люди вставали с мест бесшумно и уходили молча, потому что
«на прощание – ни звука, только хор Аонид, так посмертная мука и при жизни саднит».