Осенняя соната (Hostsonaten)
Режиссер: Ингмар Бергман
Год: 1978"Мать и дочь - какое страшное сплетение любви и ненависти, зла и добра, хауса и созидания"Мне нравятся фильмы, где определенная человеческая проблема помещена в небольшое пространство (как правило, комнаты или дома), как в котел, который по мере развития событий начинает закипать, бурлить, клокотать и пениться, оголяя причины и следствия обозначенной человеческой драмы. Функция режиссера - подбрасывая дрова в костер, довести содержимое
до точки кипения. В принципе, академическая схема.
"Резня" Полански, "Сыщик" Кеннета Брано, "Горькие слезы Петры фон Кант" Фассбендера - из этого разряда
В "Осенней сонате" проблема глобальная: немало детских судеб ломается там, где мать забывает, что родить ребенка-это полдела, быть ему хорошей матерью - важнее и нужнее, и это сродни отдельной профессии, а коли выбор делаешь в пользу чего-то другого, то нехуй и рожать. Живи одна, живи для себя.
Эва живет со своим мужем священником, занимается благотворительностью, пописывает статьи на религиозные темы, музицирует на фортепиано, муж ее боготворит, но на всякий случай не говорит об этом, во всем поддерживает и понимает. Благополучная с виду семья.
Эва пишет письмо матери, которую не видела 7 лет. Когда та приезжает, радости дочери нет границ. Мать - известная пианистка, респектабельная дама, так же рада встрече с дочерью. Такое умиротворенное начало может натолкнуть на мысль о сентиментальном бабском кино, но не тут-то было.
Клубок человеческих судеб потихоньку разматываться, оголяя неказистые места, обнаруживая скелеты в шкафу.
Доченька приготовила маме сюрприз. В соседней комнате. То, от чего мать всегда бежала, хотела отгородится и забыть. И начинается череда разоблачений. Постепенное срывание масок.
Ключевая сцена - мать просит Эву сыграть прелюдии Шопена, которые та недавно разучила. Дочь играет посредственно, мать берется ей объяснить, что такое музыка Шопена и как ее нужно исполнять. Запомните долгий взгляд дочери - как она смотрит на лицо играющей матери. Взгляд, говорящий о многом.
Как и у Шопена, у Бергмана нет сентиментальности, есть только чувства. Оголенные чувства на пределе. Буйство чувств!
В этом фильме, по сути, рассматривается та же тема, что в сигаревском
"Волчке". Если в последнем она показана в условиях реальности российского "дна", то здесь все утонченно и изыканно, но величина проблемы от этого не уменьшается. Те же векторы, те же ориентиры.
Мать всю жизнь была занята собой, своей карьерой, ребенок рос без внимания и любви. наедине с отцом они коротали вечера перечитывая письма матери, которая с очередным антерпренёром укатила путешествовать.
Показательная сцена - мать в комнате играет на рояле, 7-ми летняя дочка стоит за закрытыми дверями, чтобы подать кофе, как только мать делает паузу, дочь его заносит, садится на пол и с восхищением смотрит на мать, та ей: " я так устала, милая, пойди поиграй лучше в саду". Таким было ее детство. Цветок дарит аромат, даже когда его затаптывают. Но впоследствии из этой почвы уже ничего не вырастает. Эва не любит своего мужа.
Восхищение и любовь к матери в детстве, во взрослом состоянии трансформируется в ненависть и презрение, но среди этих зарослей негатива все же мелькает и что-то похожее на любовь. Патологическое. Мать тоже испытывает амбивалентные чувства к дочери - в детстве была обузой, выросла, не оправдав надежд. Их любовь зиждется только на утробных началах:
- ты меня любишь?
- ты же моя мать
- ну да, тоже ответМать и дочь - антиподы.
Эва долго ждала, чтобы однажды ночью, в порыве хмельного откровения, высказать матери всё, что накопилось за всю жизнь. Устроить ей персональный аутодафе.
Самое грустное, что стержень людей не меняется. Какими они были, такими и остаются.
Игра матери (Ингрид Бергман) и дочери (Лив Ульман) поистине впечатляет. Диалоги, сцены, кадр за кадром - все отточено. Бьет током, искрит и сверкает.
Шикарное кино, рукоплещу стоя