Они были киноманами. Это была их главнейшая страсть, они отдавались ей
почти ежевечерне. Им нравились все кинокартины, лишь бы они были красивы,
увлекательны, очаровывали бы и захватывали их. Им нравилось с помощью картин
перемещаться во времени и в пространстве; им нравилось переноситься из
бешеной сутолоки нью-йоркских улиц в дремотное оцепенение тропиков и обратно
-- в буйное неистовство салунов. И при всем том они не были узкими
сектантами, как некоторые тупицы, для которых свет клином сошелся на
Эйзенштейне, Бунюэле, или Антониони, или, наконец, -- надо сказать обо всех,
коли начал обобщать, -- Карне, Видоре, Олдриче или Хичкоке; они не были
эклектиками, как некоторые инфантильные субъекты, которые теряют способность
критически мыслить и вопят о гениальности, увидев, что голубое небо передано
как голубое небо, а легкий пламень платья Сид Чарис выгодно выделяется на
темно-красном диване Роберта Тейлора. Они не были лишены вкуса. У них было
сильное предубеждение против так называемого серьезного кино, оттого-то они
и восхищались произведениями, к которым такое определение было неприменимо
("Послушайте, -- говорили они, и были тут совершенно правы, -- "Мариенбад"
-- это же дерьмо!"), и преувеличенно восторгались вестернами, картинами
ужасов, американскими комедиями, где их захватывали необычайные приключения,
сдобренные лирическими порывами, а также пышная роскошь, окружающая героев,
и головокружительная, почти непостижимая красота героинь. Они постоянно
вспоминали такие картины, как "Лола", "Скрещение судеб", "Заколдованные",
"Надпись на ветре". (Жорж Перек. Вещи.)
«Содружество актеров Уфы» - Монологи вагины