– Ну, здесь ничего добавить нельзя. – Штурм оценил состояние первого раненого, истекавшего кровью на незапятнанной прежде девственной белизне операционного стола. – Бедренная кость раздроблена… Артерия уцелела, иначе б вы принесли труп. Похоже на удар топором, причем твердое крыло седла выполнило роль пенька дровосека. Извольте посмотреть…
Штурм потер руки.
– Как я сказал, здесь ничего не добавить. Можно лишь отнять. За работу! Жгут, крепче. Сестра – нож. Не этот, двусторонний. Ампутационный.
Раненый не сводил бегающего взгляда с их рук, следил за их действиями глазами перепуганного, схваченного в силки животного.
– Буду ампутировать, сынок.
– Нееее! – заорал раненый, дергая головой и пытаясь увернуться. – Не хочуууу!
– Если не ампутирую, умрешь.
– Лучше умереть… – Лучше умереть… чем быть калекой… Дайте мне умереть… Умоляю… Дайте мне умереть!
– Не могу. – Штурм поднял нож, поглядел на лезвие, на все еще блестящую, незапятнанную сталь. – Не могу я позволить тебе умирать. Так уж сложилось, сынок, что я врач.
Он решительно вонзил острие и сделал глубокий разрез.
Раненый взвыл. Дико, нечеловечески.
почти (с)