Дватцать третьего декамбера был на копроративе. Не хотел туда идти, но заставляли. Сняли третий этаж Нефтяника. Все нарядные дохуя, даже кладовщик явился в белом костюме, я один был в камуфляжных портках и зелёном свиторе, потому как думал, что посижу пару часиков, ёбну пару стопарей и нахуй оттудова к пацанам винища различные кушивать.
Позвали какого-то ёбаного башкирского тамаду, который непрерывно нёс какую-то хуйню, иногда отходя в угол и глядя на всех ненавидящим взглядом. Естественно ебашыла всякая сраная сердючка вперемешку с башкирскими эстрадными песнопениями (хули, газета на башкирском и татарском ещо выходит, половина коллектива рабочего — всевозможные представители тюркских народностей
). Потом вышел ещо какой-то невъебатцо легендарный башкирский (или татарский, хуй знает) певун и начал горланить какие-то иноязычные мантры.
Я поначалу хмуро жевал салаты и разные гуляшы, потом мне в фужер начала прилетать белая, и я как-то увлёкся и утратил контроль.
Дальше туманно помню, как я в рогатой викингской шапке с микрофоном поднимал какой-то тост за наш дружный коллектиг, вплетая в повествование радужный мост Биврёст, петуха Камби и Рагнарёк.
Дальше хуй знает, чо было, потому как я основательно забрался под синий флаг. Не исключаю, что я там чего-нибудь выплясывал и хватал за жопу нашенскую секретаршу (потому как такое желание при виде её кормы возникало у меня частенько
).
Как домой добрался — решытельно не помню.
К пацанам, естественно, не попал.
Наш шеф, кстати, держался молодцом. Учитывая, что весь вечер весь редакторский состав его бешено троллил нащот наших фантомных на тот момент зарплат, странно, что он не разревелся себе в галстук, а улыбался и гыгыкал вместе со всеми.