Совсем невесело было в большом городе в это тихое утро четверга. Блейн, Пика, Гафур, Ашли, Журавлев, Виктуар, мастер Ширру и дядя Порноатеист со скорбью, обливаясь слезами, надели глубокий траур.
В большом городе всегда было шумно, но теперь в нём властвовала небывалая тишина... Жители вроде бы проводили время за своими обычными занятиями, но кое-как, с рассеянным видом, мало разговаривали, и в основном невпопад, и часто вздыхали. Даже колокол храма звонил не так, как всегда, а протяжно, и очень печально...
... Я услышал, как часы пробили одиннадцать, и затем двенадцать. Умру ли я, если я уже мёртв?
Сидя на погребальном столе, глядя на металлические ванночки с бинтами, мне стало интересно, что говорят обо мне. Кое-что смутно тревожило. Моё дело разбиралось без меня. Без моего участия. Мою судьбу решали не спрашивая моего мнения. Иногда мне хотелось прервать речи и спросить. А где же я? Я должен сказать слово! Но поразмыслив, я приходил к выводу, что сказать мне нечего.
Я услышал, как в зале суда чей-то глухой голос читает приговор. Меня стало накрывать молчание зала. Странное ощущение. ...во имя Кутлуха... Отрубить голову...публично...на берегу Павловского водохранилища... Я встал, у меня закружилась голова, мне показалось, что вокруг изо всех кранов льются и всё затопляют волны хлорированной мутной воды... ...в связи с...по смягчающим обстоятельствам...принимая во внимание глубокое раскаяние...заменить публичную казнь на гильотине...сослать в Сибирь... Протекторат Анубиса, умершего и воскресшего...