А теперь продолжение армейской истории.
Вечером я без инцестов отвёз зампотеха домой и сидел в парке, мирно попивая чай, нагретый на двигателе УАЗика. Не успел выпить стаканчик, как вдруг прибежал дневальный и сказал, что мне нужно ехать на стрельбище, забрать там начальника МПП ( медицинский пункт полка), потому что санитарка - УАЗ, ездящий по нуждам МПП, был на ремонте.
Несколько слов о самом начальнике МПП. Вполне внешне нормальный мужик, лет с виду 40-45; длинные для армии волосы, аккуратно зачёсанные назад; среднего роста; скорее всего татарин. Излишне манерен; с первого взгляда кажется куда более интеллигентен, чем все военные; в голосе прослеживаются пидорские интонации, жестикуляция то ли чуть женственна, то ли следствие утончённой натуры. Всегда крайне вежлив и обходителен, даже со срочниками, что очень удивительно. Случалось мне, когда лежал в МПП наблюдать его пьяным, это вызвало большую неприязнь к данной персоне. Речь его состояла из примерно таких слов: "Да вы все ничтожества! Вы ничего не понимаете и не знаете! Вы - свиньи! Вы - русские свиньи! Ненавижу вас! Я вас убивал и буду убивать! И ни одна русская свинья не докажет, что я убил такую же русскую свинью! Вы необразованны и тупы, вы все алкоголики и наркоманы! Вы - трусливые сволочи! Попробуй мне что-нибудь сказать против - пару таблеток - и ты труп. Я хочу, чтобы вы знали, что я буду всегда убивать вас. Я хочу чтобы вы боялись, хочу чтобы целовали мои подошвы. Я вас буду давить, как тараканов..." При этом он отчаянно жестикулировал, заходил к себе в кабинет, кричал оттуда, выходил, прыгал на месте и всем своим видом показывал, что место ему в дурке, как минимум.
Куда деваться - поехал я за этим челом на стрельбище. Приехал, вижу - идёт бухое тело, расшатываясь от малейшего дуновения ветерка. Водрузился он в автомобиль, и мы поехали. Узкая извилистая просёлочная дорога, раскисшая от сильного ливня, поглощала свет фар, и казалось, что машина, юзившая под откос, подвластна не мне, а только непреодолимой силе, что бросает её из стороны в сторону в кромешной тьме. Крайне неприятное присутствие капитана добавляло дискомфорта к дорожным факторам. Сухие деревья, что смерть приняли от врезавшихся в них БТРов, свешивали над дорогой свои корявые руки-ветви, изредка сильно цепляя крышу и двери машины, заставляя при этом вздрагивать пьяного пассажира. Ночь просто взбесилась - марафон теней, раскрашенный однотонными рваными мазками уродливой формы, ржавой секирой вспарывал обочину, обнажая рыдающие полости трепещущей гнили, чьё зловоние явственно ощущалось подсознанием; унылый скрип качающихся деревьев навевал мысли о том, что не ветер виной ему, а мертвецы, соорудившие качели из собственных костей и кожи, что пригвождены к деревьям костылями гробов, и раскачивают в экстазе трупы свои качели, распевая загробные рапсодии, и скрипят им в такт деревья, будто инструмент приспособленный; а зарницы далёкие цветом кровавым насыщали капли на стёклах, и казалось, будто небо не тучи таскает на теле своём, а фаршеобразные гнойные клубни кровоточащих человекоподобных организмов, беспорядочно скрученных друг с другом. И с восторгом наблюдал я сие картины, почти позабыв о пассажире, ещё не зная, что прелесть наблюдений моих прервётся.
Выехали на асфальтированную дорогу, и я услышал намеренно нежный голос капитана:
- Я так устал, мне так плохо... - вполголоса проговорил он, как говорят пьяные бляди, желая освободить желудок, - Меня никто не понимает. - и с нежностью повесился мне на шею.
Волна отвращения драгами врезалась в меня изнутри и выскребла все чувства, оставив только блевотворное омерзение, к горлу моментально подкатил огромный ком желчи, тошнотворные мурашки пробежали по всему телу, заставив меня вздрогнуть, и я чуть было не блеванул прямо на него. Моментально грубо оттолкнул его на место, дав понять, что под хвост баловаться - совершенно не моё, и приставать ко мне с подобными намёками просто глупо. Как можно сильнее вжался в свою дверь, не страшась того, что она может непроизвольно открыться, чтобы находиться подальше от этого пидораса. Переключаю передачу и чувствую, что это ничтожество накрыло своей рукой мою руку. Бррр, блять, как же это противно, знали бы вы. С силой откидываю его руку, она ударятся о железную панель УАЗика, тем самым причиняя нежному созданию боль. Он начинает злиться. У меня возникает желание остановиться, вытащить его из машины и долго бить, а потом бросить среди, наверное, страшной для него ночи, среди дремучих лесов, где много живности, чтоб знал, для чего человеку очко предназначено, но здравый смысл говорит мне не делать этого - он же офицер, поверят ему, а не простому срочнику; тогда уж точно не миновать мне дисбата надолго. Включил третью передачу, чтоб больше не тянуться к рычагу, ведь УАЗ на третьей проедет везде. Стараюсь ехать по всем кочкам, чтоб пидораса заняли попытки спасти свою пьяно-болтающуюся вафельницу от ударов о стекло, а не мысли о моей девственной жопе. Сквозь тряску я услышал, что сначала нужно заехать в часть, а потом уже отвезти его домой, где он угостит меня чаем. Ещё и успокаивает, что не я первый такой у него. Сначала все боялись, а потом всем нравилось. Если ему понравится, то он может меня до конца службы в медпункт к себе загасить. Сжимая зубы, молчу. Пиздец, думаю, армия - долбоёбы (это вообще не удивляет) и пидорасы.
Приехали в часть, там он пошёл по своим пидорским делам в медпункт. И тут спасение - ко мне подошли мужики из оркестра. Добродушные, всегда весёлые, кажется, частенько подпитые. Говорят:
- Слушай, мы тут засиделись у себя, бухнули, а до города, сам знаешь, пешком мы к утру только дойдём, да и погода не радует, - подбрось нас, если можешь. Бухла нальём, сигарет дадим, все дела, ну, ты понимаешь.
Как же рад я был парням из оркестра. Они-то точно не педики. Отвечаю:
- Да без вопросов, мужики, только вы со страшим машины договоритесь.
- А кто старший машины?
- Капитан такой-то.
- Ааа, этот пидорас что ли? Договоримся, конечно, он нам против слова не скажет.
Как же мне полегчало. Но мысль, что они всей толпой, вместе с медиком-педиком могут оказаться пидорасами, просто убивала меня. От шестерых мужиков-то я точно не отобьюсь. Оставалось надеяться на лучшее. Пришёл врач, и мужики с ним моментально договорились. Кое как все залезли в машину. Один вообще в багажник сел, оттуда он всю дорогу веселил нас игрой на трубе, которую, как сказал, взял для мелкого ремонта домой на выходные. Настроение поднялось. Получилось так, что по пути первым вылез пидорас, а я остался в компании музыкантов. Рассказал им, что медик - пидорас, чему они совершенно не удивились. Ёбнул с ними грамм 150, развёз их по домам, заехал в магазин, купил кофе и печенек, ну и отправился в часть, желая заточить приобретённый балабас. На этом повествование, пожалуй, окончу. Доброго утра всем.